— Ну, боялся, — развел руками Нанас, — ну, не верил… Так установка-то все равно работала! Или она сломалась?
Сын мэра вновь скривил разбитые губы:
— Ей и ломаться не пришлось. Отец попросту решил дискредитировать… ну, оболгать изобретение Потапова. Слабым местом этого устройства было то, что оно могло работать только совсем рядом с источниками радиации — возле работающих реакторов, отчего «экстрасенсы» сами получали повышенную дозу. Поэтому они должны были сменять друг друга довольно часто — для этого людей как раз хватало. И тогда отец пошел на хитрость. Он нашел в одном из участников эксперимента «слабинку» и подкупами да угрозами заставил того ему «помочь». Батя всучил ему перед очередным дежурством оружие и велел удерживать там остальных трех «дежурных» в течение нескольких смен. В результате операции освобождения заложников «диверсант» был убит, а все трое «экстрасенсов» получили повышенную дозу облучения, заболели и умерли. Это послужило отцу поводом «зарубить» проект и заставить Ярчука вернуть большую часть его гарнизона на «стандартную» защиту КАЭС.
— Этого не может быть, — внезапно охрипнув, просипел Нанас. — Ты все придумал! Да и как ты мог об этом узнать?..
— А что, у меня нет глаз и ушей? Я хоть и был тогда не сильно взрослым, но мог соображать и делать выводы из увиденного и услышанного. А отец, думая, что я еще маленький, не всегда обращал внимание на мое присутствие, когда плел свои интриги. Я подслушал его разговор с «экстрасенсом»-предателем перед «диверсией»! И вообще, я тебе ничего не собираюсь доказывать, — презрительно сплюнув, отвернулся Игнат.
— Погоди! — вспыхнула в голове у Нанаса новая мысль. — А сама установка… ее сломали?.. Потапов может ее снова собрать?
— Потапов уже умер, — неохотно выдавил, поворачиваясь назад, Сафонов-младший. — Думаю, что ему в этом помогли. А установка до сих пор цела. Демонтировать ее у папаши руки так и не дошли — да и смысла уже не было. Она и сейчас, наверное, могла бы заработать. Вот только из прежнего «отряда экстрасенсов» мало кто дожил до сегодняшнего дня, если вообще еще кто-то остался.
Нанас затряс головой. До него только сейчас в полной мере стал доходить весь кошмар, вся несправедливейшая нелепость услышанного. И Сафонов!.. Неужели все правда? Нет, это никак не укладывалось в голове!.. Мыслям там стало тесно, они вырвались наружу:
— Но зачем ему это?! Ведь это сняло бы столько проблем!..
— Чьих проблем? — прищурился и без того едва видимым, подбитым глазом сын мэра.
— Наших, — взмахнул руками Нанас. — Людей. Жителей города!..
— А ему насрать на людей. Для папаши существует всего один человек — он сам.
— Тебя он тоже любит…
— Да ну? Почему же тогда не вытаскивает меня отсюда?
— Он как раз и просил меня… — начал было Нанас, но тут же отчаянно замотал головой: — Нет, я не верю! Не понимаю, зачем Виктору Петровичу врать! Так врать…
— Зачем?.. А затем, что он очень любит власть и не хочет ни с кем ею делиться.
— А ты? Почему ты молчал обо всем этом?!
— А зачем мне кому-то было говорить? Ведь это все-таки мой отец, да и на всех остальных мне тоже насрать. Быть сыном мэра все же приятней, чем убирать навоз за свиньями, в том числе — двуногими. Но это было раньше, — продолжил Игнат после недолгой паузы. — Теперь, раз он так со мной поступил, я передумал молчать.
— И кому же ты рассказал?..
— Да вот хотя бы тебе, — усмехнулся пленник. — Но тебе это вряд ли поможет — отец подставил тебя по самое «не балуйся». Сунешься с обезьянами за периметр — вас тут же всех передавят; уверен, туда уже стянуты все имеющиеся силы.
— Они не обезьяны! — не удержавшись, выпалил Нанас. — И ты врешь! Ты тоже все врешь!..
— Ну да? — опять усмехнулся Игнат. — Ах да, я забыл — ты такая же обезьяна, как они. Ничего, скоро ты получишь моим словам подтверждение — пулю в лоб. Хотя нет, у нас же стало совсем плохо с патронами… Вероятней всего, в лоб ты получишь арбалетный болт. Только вот вряд ли успеешь почувствовать разницу!
Сын мэра расхохотался, а потом из-за деревьев выпрыгнуло около десятка дикарок с Шекой во главе. Нанаса, Игната и Туру скрутили. Впрочем, сын мэра и без того был связан, что несколько смутило Шеку.
— Ласкиперсе! — набросилась она на Туру. — Ты хотел их отпустить?!
— Только его, — мотнул дикарь головой на Нанаса.
— Ты будешь убит!
Туру в ответ лишь улыбнулся и спросил:
— А он?
— А он — нет! Он поведет племя, куда говорил. Пойдет впереди. Если обманул — умрет первым.
Нанас уже не знал, радоваться ли тому, что Шека не убила его сразу, или нет. Его мысли перепутались настолько, что саам не представлял, кому верить. Ладно Сафонов, ладно его сын, ладно Шека и этот «ласкиперсе» Туру — он не мог уже верить себе самому! Любил ли он Надю? Разумеется да. Но он изменил ей с такой легкостью и, говоря откровенно, с таким удовольствием, что слова о любви, даже произнесенные мысленно, отдавали сейчас столь беспросветной ложью, что мерзкий запах от них ощущался почти физически. И даже сейчас, видя рядом с собой разгневанную дикарку, Нанас чувствовал не страх за свою жизнь, а едва сдерживаемое вожделение. Он любовался ее фигурой, ее голосом, ее роскошными волосами, которые, в свете зарождающегося нового дня, пылали, как настоящий огонь.
Немного остыв, Шека решила не казнить Туру. Пока Нанас любовался ею, дикарка успела переброситься несколькими фразами с Игнатом, и сын мэра поделился с нею своими сомнениями насчет предложенного Нанасом плана.